Неправящий бог

Поэзия – дело женское. Я буду отстаивать этот тезис, несмотря на возмущение мущин, узурпировавших дело стихосложения на заре цивилизации. Узурпаторы говорят о себе – птички божьи, – про себя думая, что боги. Но это, конечно, как и откуда посмотреть...

Рожденная мужской эпичностью, поэзия по-настоящему обретает себя в лирике, – личной музыке любви, личном скрежете страдания, – в том, что в полной мере чувствует женщина, качаясь на волнах жизни. Поэзия циклична, как женщина, она столь же нелогична (нелинейна), и взгляд ее мимо тебя – твой трепет и экстаз – это религия.

Да, поэзия божественна. Но я смею утверждать, что и Бог есть женщина. Недаром первым Она (Бог) произвела мужчину – как помощника и расходный материал. Мужчина прост и груб – дух его прям и тверд, как, скажем, меч, приводящий замысел в исполнение, тогда как душа женщины – облако возможностей, ни одна из которых может и не воплотиться, зато каждая будет прочувствована. Это самое облако возможностей Женщина и

вдыхает в свои создания.

Марианна Плотникова – «женщина и мать», и это не просто определенный природой статус, это тот огонь, на котором кипят ее стихи. Не водой кипят, а вином – и не сладким или полусладким, а сухим или горьким.

Начетчик от поэзии, исчиркав журнальные и книжные страницы с ее стихами, вероятно докажет, что она преступила законы, что так вообще нельзя писать, и самое страшное то, что она, сама такая молодая, растлевает юных поэтов, подавая им дурной пример вот такой свободы, таких эмоций, такого воздействия на читателя... Впрочем, последние слова обвинения наш судия не произнесет, – это та правда, в которой он не может признаться сам себе, – что поэзия этой девочки по воздействию много сильнее его правильно построенных куплетов.

Обвинение в растлении юношества в одном известном случае кончилось для обвиненного чашей цикуты, что говорит о весомости преступления. Чуть позже, спустя несколько веков, эти стихи квалифицировались бы как колдовство, – я просто вижу нашего начетчика в рясе и с тонзурой, примеряющим нашей поэтической ведьме испанский сапожок, на металле которого играют отблески уже пылающего очистительного костра. И ведь, если честно, есть за что пытать и жечь в той системе ценностей мужских братств:

...но именно в этот момент

я слышу голос Его, чувствую близость

пропускаю через себя, как решето

но не сверху – снизу

и прошу

(или кричит в меня вселившийся бес?)

об одном, Господи, мне скажи, ответь

это грех мой

или дар

и крест

в этом жизнь, Господи, или смерть?

Вопрос поставлен интуитивно правильно, потому что любовь физическая – почти смерть женщины, ее встреча с Богом, который говорит с ней вот так, посредством мужчины, как сказано выше – снизу... Это действительно Бог, а не дьявол – по той простой причине, что после такой беседы рождаются и растут дети. И святая Троица, конечно же, в правильной расшифровке выглядит как Отец, Сын и Мать, а Святой Дух, думается мне, есть та Любовь, которая связывает всех троих. Но особенно Мать и Сына.

..на ткани твоей

(верно названо — ткань)

из множества нервных волокон

неправящий бог соткал

орнамент шести кровей

а правящий молвил: будь

а правящий молвил: стань

всех клеток моих пророком

(…)

из ткани твоей

верно каждая нить

во сне продолжает расти

во мне продолжает расти

меня только так научили любить

тепло собирать в горсти

на ткани твоей

нетронутых нитей

не найти

Если бы Бог правящий так любил своих детей...

Хотя, так он и любил – до изгнания.

Мужчина – даже если он правящий – все равно сын женщины, ее плоть и кровь, от отца в нем – оцифрованная в генах информация, толика Духа. Взрослые сыновья, выбирая себе жен и любовниц, ищут в них матерей. А женщина, как ни странно, сама остается дочерью своей матери и матерью своего дитя. Есть ли в этой новой Троице место для нового Духа, или череды духов, – вопрос настолько мучительный, что он не может не стать поэзией:

...было все было мама дети растут так скоро

но нет истории не повторяются

повторяются элементы декора

вроде таких как цветы на обоях

солнце в излучинах первых морщин

горечь свободы на празднованиях чужих годовщин

десятый блин комом и мятый в руках подол

ну и конечно же дяди —

каждый взъерошен и гол

Дяди как элемент декора – признак нового времени. В новой Троице не хватает Отца. Мужчина, увеличиваясь в количестве и уменьшаясь во времени присутствия, превращается в мужчинку, теряет лицо, и за это может быть наказан ведьмой, живущей в каждой из женщин.

... сон завершился когда в окно

осень ударила градом

потом оказалось что сон этот был не мой

его обладатель наутро проснулся немой

никто никогда не узнает

что ночь мы лежали рядом

Мать и дитя – центр, а вот мужчины – окружность. Чем больше радиус, расстояние от центра, тем больше тех единиц укладывается на длине окружности. Но есть радиус, дальше которого кончается притяжение центра, а количество начинает определять усреднение и отчуждение, стираются грани. Окружность уже не защищающая граница, она стремится стать горизонтом внешнего мира, и не остается ничего другого, как вернуться к себе – к центру.

Математика не только не чужда поэтике Марианны Плотниковой, она, как основа гармонии, живет в ее стихах совершенно естественно – не просто вместе с эмоциями, а выражая их с точностью и красотой формул:

...будто в каждом бесчисленном поле наших координат

я полна той водой от которой еще сильнее

разгорается пламя и нас поднимает над

над условностью правил лемм теорем законов

от животного к богу минуя удел людской

мне казалось что светлое чувство не всплеск гормонов

прижимало к ногам губами к груди щекой

а когда возвращалась к миру звонков и окон

доказательств следствий задач мелочей проблем

понимала

                 по-прежнему одинока

как незримый центр всех отсчетов и всех систем

Одиночество, страх перед ним – важная тема. Но в поэзии Марианны Плотниковой у этого страха есть неожиданный противовес – страх прошлого. Его дрожь многократно усиливает настоящую любовь к своему ребенку, – ведь это сослагательный страх собственного очень возможного непоявления на этот свет:

в их боксах мокрицы

                                   от света прячутся в щели

спрячь меня тоже мама обратно спрячь

слышала мама ты знала?! они хотели

меня превратить в мокрицу

                                              тебя в пустотелый мяч

Маятник этой поэзии – от искренности к цинизму, от нежности к насмешке, от сына к матери, от любви к жизни – к страху перед ней, – он не просто чертит линию в одной плоскости, он есть маятник Фуко, наглядно демонстрирующий вращение Мира вокруг человека. Удивительно то, что поэзия Марианны охватывает все регистры и сферы этого мира. Это и жаркая нега испанской полночи Лорки:

луна облака разметала.

от чистого дна колодца

на черную рябь металла

топленое масло льется

...и холодная мудрость петербуржского полдня Бродского:

потому что когда в 26

слышишь вместо «люблю» — «благодарен»

это будто бы ты уже умер и дети разлили воду

и запах свежего хлеба со всех городских пекарен

последнее что чувствуешь перед холодом небосвода

потому что вот ты был рожь а теперь ты пропасть

потому что вот ты был лис роза принц

а теперь решаешь загадки

а еще ты в ответе за тех и этих

их юность и ломкость

а главное за себя — от прописи до оградки

Кстати, о возрасте. Не слишком ли молода Марианна Плотникова для признания? – возникает вопрос у давно зрелых и перезрелых. А еще, – требуют критично настроенные к женскости как к необходимому условию творчества, – пусть докажет, что будет и дальше писать и расти, а не канет в поэтическую Лету, став исключительно женой и матерью, как те иные, кто подавал надежды.

Я все же попрошу не путать талант с теми, кто всю жизнь начинает и кто выслугой серых лет на поприще рифмования получает звание поэта. Понятно, что пророков нет не только в своем отечестве, но и в своем времени. В связи с этим совершенно искренне сообщаю неверующим, что двух поэтических книг Марианны Плотниковой – «Насекомия» и «Умеренно влажно» – уже достаточно, чтобы остаться в истории русской поэзии, –

причем, в первых строках Табеля о рангах поэтов. Потому что поэтический возраст автора этих двух книг – по моему ощущению, на мой слух! – равен возрасту таких ее сверстников, как Есенин, Маяковский, Цветаева, и других «серебряных» – вечно молодых, вечно пьяных этой прекрасной жизнью.

Марианна просто заблудилась во времени и попала к нам сюда. И это хорошо. Это справедливо, мы тоже достойны Поэзии.

Предисловие к книге Марианны Плотниковой «Умеренно влажно»